В. В. Кожинов

Правда «Черной сотни»

ВВЕДЕНИЕ

О возможной точке зрения на Российскую революцию

История России в нашем столетии являет собой прежде всего историю Революции. Я пишу это слово с заглавной буквы (так, между прочим, писал его полтора столетия назад в своих историософских стихотворениях и статьях Ф. И. Тютчев, хотя он имел в виду, понятно, европейскую - прежде всего французскую - Революцию, развертывавшуюся с 1780-х по 1870-е годы), ибо речь идет не о каких-либо, пусть значительнейших, но все же отдельных революционных событиях, свершившихся в 1905, 1917, 1929-м и т. п. годах, а о многосторонней, но в конечном счете целостной исторической динамике, определившей путь России с самого начала нашего века и до сего дня.

Два года назад исполнилось 80 лет со времени «пика» Революции - Февральского и Октябрьского переворотов 1917 года; срок немалый, но едва ли есть основания утверждать, что историки выработали действительно объективное, беспристрастное понимание хода событий. И, конечно, мое сочинение - это именно и только опыт исследования, но, надеюсь, в той или иной степени пролагающий путь к пониманию нашей истории XX века.

Революция предстает как результат действий различных и даже, казалось бы, совершенно несовместимых социально-политических сил, ставивших перед собой свои, особенные цели. Общим для этих сил было отвержение российского социально-политического устройства, что выражалось в едином для них лозунге «Свобода! Освобождение!», имевшем в виду ликвидацию исторически сложившихся «ограничений» в сфере экономики, права, политики, идеологии.

Характерно, что явившиеся на политическую сцену на рубеже XIX–XX вв. группы предшественников и большевистской, и вроде бы крайне далекой от нее конституционно-демократической (кадетской) партий с самого начала поставили этот лозунг во главу угла, назвав себя «Союзом борьбы за освобождение рабочего класса» (его возглавил будущий вождь большевиков В. И. Ленин) и «Союзом Освобождения» (его глава И. И. Петрункевич впоследствии стал председателем ЦК кадетской партии).

Сегодня большевики и кадеты кажутся абсолютно чуждыми друг другу, но вспомним, что видный политический деятель того времени П. Б. Струве сначала тесно сотрудничал с В. И. Лениным и даже составлял Манифест Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП; в ее рамках в 1903 году сформировался большевизм), а в 1905 году стал одним из лидеров кадетской партии.

Или другой - менее известный - факт: С. М. Киров (Костриков), вначале связанный с РСДРП, в 1909 году на долгое время оказался в русле кадетской партии, став даже ведущим сотрудником северокавказской кадетской газеты «Терек», и лишь накануне Октябрьского переворота «вернулся» в РСДРП(б), а впоследствии был одним из главных ее «вождей» (см. об этом, например: Хлевнюк О. В. Политбюро. Механизм политической власти в 1930-е годы. М., 1996, с. 120–121).

Вообще необходимо осознать, что почти все политические течения начала XX века были, если выразиться попросту, «за Революцию», и переход Кирова из РСДРП к кадетам вовсе не означал отказа от революционных устремлений. Мне, вероятно, напомнят, что большевики обличали кадетов как «контрреволюционеров». Но ведь и кадеты, в свою очередь, клеймили «контрреволюционерами» самих большевиков. И эти взаимные обвинения вполне закономерны и понятны: дело здесь прежде всего в том, что каждая из партий претендовала на главенство в Революции и, далее, в долженствующем создаться после ее победы новом социально-политическом устройстве.

Очень показательно в этом смысле «противоречие», содержащееся в новейшем (3-м) издании «Большой советской энциклопедии». В статье о кадетах (ее авторы - историки А. Я. Аврех и Н. Ф. Славин) эта партия вместе с ее предшественником, «Союзом Освобождения», квалифицирована как «партия контрреволюционной либерально-монархической буржуазии» (т. 11, с. 389), однако в статье той же самой БСЭ «Союз Освобождения», составленной известным специалистом в этой области историографии К. Ф. Шацилло, читаем: «Большевики во главе с В. И. Лениным выступали против попыток «Союза Освобождения» захватить руководство революционно-освободительным движением и одновременно боролись за высвобождение из-под влияния либералов радикального крыла «Союза Освобождения»…» (т. 24, с. 272).

Если бы кадеты действительно были контрреволюционной партией, едва ли вообще мог встать вопрос об их «руководстве революционно-освободительным движением» и едва ли в этой партии имелось бы «радикальное (то есть особо «левое») крыло».

Тем не менее в сочинениях советских историков кадеты, как правило, предстают в качестве «контрреволюционной» силы, а «антисоветские» (эмигрантские, зарубежные и в настоящее время многие «бывшие советские» или «постсоветские») историки нередко усматривают «контрреволюционность», напротив, в большевиках, которые, захватив власть, не дали «освободить» Россию - к чему, мол, стремились кадеты (а также эсеры, меньшевики и т. д.).

Как уже сказано, взаимные обвинения из уст кадетских и большевистских деятелей были естественным порождением политического соперничества. Однако совершенно иной характер имеют подобные обвинения, когда они появляются в позднейших сочинениях историков: эти обвинения означают, что историк, по сути дела, отказывается от беспристрастного анализа, который вроде бы призвана осуществлять историография, и рассматривает ход Революции как бы глазами одной из участвовавших в. ней партий.

Сегодня всем ясно, что советская историография, изучавшая Революцию всецело с «точки зрения» большевиков, никак не могла быть действительно объективной (достаточно сказать, что роль большевиков в событиях 1903–1916 годов крайне преувеличивалась; на самом деле они обрели первостепенное значение только летом 1917 года). Но нынешние сочинения историков, фактически избирающих «точкой отсчета» для взгляда на Революцию кадетов либо, скажем, эсеров, в сущности, еще более далеки от объективного понимания хода истории, - более потому, что кадеты и эсеры потерпели поражение, и смотреть на ход Революции их глазами - едва ли плодотворное дело.

Необходимо четко осознать принципиальное различие между задачами, встающими перед нами в отношении современности, настоящего, сегодняшней ситуации в политике, экономике и т. д., и, с другой стороны, теми целями, которые встают при нашем обращении к более или менее отдаленному прошлому, к тому, что уже стало историей.

Когда мы имеем дело с современностью, у нас есть возможность (разумеется, именно и только возможность, далеко не всегда осуществляемая) оказать реальное воздействие на ход событий, конечный результат которых пока неизвестен и может оказаться различным. Поэтому, в частности, вполне понятны и уместны наша поддержка той или иной политической силы, представляющейся нам наиболее «позитивной» и способной победить в развертывающейся сегодня борьбе, а также наше стремление воспринимать действительность с точки зрения этой силы. Однако в прошлом (что вполне понятно) уже ничего нельзя изменить, результат развертывавшейся в нем борьбы известен, и любая попытка ставить вопрос о том, что результат-де мог быть иным, в конечном счете вредит пониманию реального хода истории: мы неизбежно начинаем размышлять не столько о том, что совершилось, сколько о том, что, по нашему мнению, могло совершиться, и «возможность» в той или иной мере заслоняет от нас историческую действительность. Это, к сожалению, типично для нынешних сочинений о Революции.

Краткий конспект некоторых мыслей из книги Вадима Кожинова "Правда сталинских репрессий" (М., "Алгоритм-книга"/"Эксмо", 2006, 448 с.) Книги Вадима Валериановича Кожинова я читаю не так давно и читал далеко не всё: "Россия - век ХХ", "История Руси и русского слова", "О русском национальном сознании" - а всего им написано около тридцати книг и не только исторических или публицистических. Основная тематика работ Вадима Кожинова - теория литературы. Работу "Правда сталинских репрессий" мне дал почитать , за что ему отдельное спасибо. Книга содержит новые подходы к трактовке многих важнейших вопросов нашей истории, опирается на серьезный фактический материал, многие данные приводятся впервые. Зацепило название: не "Правда о сталинских репрессиях", а "Правда сталинских репрессий", то есть, предполагается, что в этих репрессиях была своя правда. Захотелось узнать, что это за правда, а их, как известно, минимум две: правда-истина и правда справедливость. Книга охватывает весь период нашей истории от Февральской революции до смерти товарища Сталина, поэтому остановлюсь только на тех вопросах, которые меня особенно интересуют, и которых я касался в своих работах, еще не читая Вадима Валериановича: - Кто разрушил императорскую Россию? - Кто с кем воевал в Гражданскую войну? - Чем объяснить засилье евреев в руководящих органах послереволюционной России? - Что такое коллективизация и кто ее проводил? - Был ли товарищ Сталин антисемитом? - В чем правда репрессий 1937-1938 гг.? Тем более, что попытавшись понять роль товарища Сталина в коллективизации (кибутизации) страны и в борьбе с космополитизмом, я обещал в соответствующих работах вернуться и к роли товарища Сталина в репрессиях 1937-38гг. ( )

Кто разрушил императорскую Россию

Обычно в этом обвиняют коварных большевиков, которые свергли, а потом и расстреляли царя-батюшку. Оказывается, большевики и царя не свергали, и расстреляли не царя, а гражданина Романова, который к тому времени уже давно и на законном основании не царствовал. Вадим Кожинов обращает внимание на тот факт, что: Во время переворота в Петрограде почти не было сколько-нибудь влиятельных большевиков. Поскольку они выступали за поражение в войне, они вызвали всеобщее осуждение и к февралю 1917 года пребывали или в эмиграции в Европе и США, или в далекой ссылке, не имея сколько-нибудь прочной связи с Петроградом. Из 29 членов и кандидатов в члены большевистского ЦК, избранного на VI съезде (в августе 1917 года), ни один не находился в февральские дни в Петрограде! И сам Ленин, как хорошо известно, не только ничего не знал о готовящемся перевороте, но и ни в коей мере не предполагал, что он вообще возможен. Массовые рабочие забастовки и демонстрации, начавшиеся в Петрограде 23 февраля, были вызваны недостатком продовольствия и его дороговизной. Но дефицит хлеба в столице был искусственно организован. Вадим Валерианович ссылается на работу Т.М. Китаниной "Война, хлеб, революция (продовольственный вопрос в России. 1914 - октябрь 1917)", из которого следует, что: "...излишек хлеба (за вычетом объема потребления и союзных поставок) в 1916 г. составил 197 млн. пуд." (с. 219 работы Т.М.Китаниной) Это же относится и к искусственно созданному дефициту снарядов на фронте: На фронте постоянно испытывали нехватку снарядов. Однако к 1917 году на складах находилось 30 миллионов (!) снарядов - примерно столько же, сколько было всего истрачено за 1914-1916-е годы (между прочим, без этого запаса артиллерия в Гражданскую войну 1918-1920 годов, когда заводы почти не работали, вынуждена была бы бездействовать...) Кто же организовал Февральский переворот? Вадим Валерианович пишет прямо: Гибель Русского государства стала необратимым фактом уже 2(15) марта 1917 года, когда был опубликован так называемый "Приказ N 1". Он исходил от Центрального исполнительного комитета (ЦИК) Петроградского - по существу Всероссийского - Совета рабочих и солдатских депутатов, где большевики до сентября 1917 года ни в коей мере не играли руководящей роли... (...) "Приказ N 1", обращённый к армии, требовал, в частности, "немедленно выбрать комитеты из выборных представителей (торопливое составление текста привело к назойливому повтору: "выбрать... из выборных". -- В.К.) от нижних чинов... Всякого рода оружие... должно находиться в распоряжении... комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам... Солдаты ни в чём не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все граждане..." и т. д. Но это отправная точка, спусковой крючок механизма развала. Кто же создавал этот механизм, кто нажимал на спуск? Кожинов считает, что масоны. И к настоящему времени неопровержимо доказано, что российское масонство XX века, начавшее свою историю еще в 1906 году, явилось решающей силой Февраля прежде всего именно потому, что в нем слились воедино влиятельные деятели различных партий и движений, выступавших на политической сцене более или менее разрозненно. Скрепленные клятвой перед своим и одновременно высокоразвитым западноевропейским масонством (о чем еще пойдет речь), эти очень разные, подчас, казалось бы, совершенно несовместимые деятели - от октябристов до меньшевиков - стали дисциплинированно и целеустремленно осуществлять единую задачу. В результате был создан своего рода мощный кулак, разрушивший государство и армию. Кожинов приводит фактические данные о присутствии масонов в руководящих органах, созданных после инспирированного ими отречения царя-батюшки: Решающая его роль в Феврале обнаружилась со всей очевидностью, когда -- уже в наше время -- было точно выяснено, что из 11 членов Временного правительства первого состава 9 (кроме А.И. Гучкова и П.Н. Милюкова) были масонами. В общей же сложности на постах министров побывало за почти восемь месяцев существования Временного правительства 29 человек, и 23 из них принадлежали к масонству! Ничуть не менее важен и тот факт, что в тогдашней "второй власти" - ЦИК Петроградского Совета - масонами являлись все три члена президиума: А.Ф. Керенский, М.И. Скобелев и Н.С. Чхеидзе - и два из четверых членов Секретариата: К.А. Гвоздев и уже известный нам Н.Д. Соколов (двое других секретарей Совета -- К.С. Гриневич-Шехтер и Г.Г. Панков -- не играли первостепенной роли). Поэтому так называемое двоевластие после Февраля было весьма относительным, в сущности, даже показным: и в правительстве, и в Совете заправляли люди "одной команды"... Хотя позиция Вадима Валериановича тщательно аргументирована и опирается на документальные факты, которые трудно опровергнуть, думаю, он не совсем прав. В книге , изданной в 2003 году там же, в "Алгоритм-книге"/"Эксмо", я так писал о реальных глубинных причинах развала Российской Империи: Общество начала ХХ века, подхваченное волной освобождения крестьянства, промышленного подъема, очередной смены элит, развивалось слишком бурно для застывшего в своей косности государства с его потерявшей привлекательность идеологией православия, расколотого духовно, организационно изнасилованного Петром и не сумевшего ответить на вызовы стремительно развивающейся науки. (...) Но ни большевики, ни эсеры, при всей их организованности и идейной вооруженности не были готовы ни к взятию власти, ни тем более, к управлению страной. Крестьянский вопрос; слабое самодержавие, управлявшееся, по крайней мере, из трех центров - слабовольный государь, властная царица и хитрый мужик Распутин; провалы в войне, к которой мы опять не были готовы; идеологическая беспомощность правящей элиты и, наоборот, возрастающая привлекательность неожиданно широкого выбора альтернативных идей - от анархизма до октябризма - взорвали прогнившую оболочку государства и положили его беззащитное содержимое к ногам тех, кто осмелился заявить: "Есть такая партия!". Правда, надо сказать, что Вадим Кожинов отрицает положение советской историографии о том, что основная революционная масса народа боролась в 1917 году против буржуазного Временного правительства за победу большевиков, за социализм-коммунизм. При этом Вадим Валерианович ссылается на генерала Деникина: Генерал Деникин, досконально знавший факты, говоря в своих фундаментальных "Очерках русской смуты" о самом широком распространении большевистской печати в армии, вместе с тем утверждал: "Было бы, однако, неправильно говорить о непосредственном влиянии печати на солдатскую массу. Его не было... Печать оказывала влияние главным образом на полуинтеллигентскую (весьма незначительную количественно. -- В.К.) часть армейского состава". Что же касается миллионов рядовых солдат, то в их сознании, констатировал генерал, "преобладало прямолинейное отрицание: "Долой!" Долой... вообще все опостылевшее, надоевшее, мешающее так или иначе утробным инстинктам и стесняющее "свободную волю" -- все долой!". О порыве массы не к большевизму-меньшевизму, а к свободной воле мы еще поговорим. В любом случае, Российская империя была развалена руками политиков, руководствовавшихся либеральными, а отнюдь не большевистскими идеями. Были ли масонами Львов, Милюков, Гучков, Керенский и другие руководители Февраля - вопрос важный, но второстепенный, вопрос организационного порядка. В идеологическом плане руководители Февральского переворота, инициаторы отречения от престола безвольного Николая II, были либералами, верили в демократию и в Учредительное собрание, как позже верили в демократию и рынок те, чьими руками развалили Советский Союз. Кто же виноват в том, что кучке интеллигентов-либералов и далеких от жизни болтунов-теоретиков, были ли они масонами или нет, но удалось разрушить тысячелетнюю Империю? Здесь Вадим Кожинов ссылается на авторитет М.М. Гакебуша, издавшего в 1921 году в Берлине книжку с многозначительным заглавием "На реках Вавилонских: заметки беженца". Вот что пишет свидетель тех событий русский немец М.М. Гакебуш: "Виноваты все мы -- сам-то народ меньше всех. Виновата династия, которая наиболее ей, казалось бы, дорогой монархический принцип позволила вывалять в навозе; виновата бюрократия, рабствовавшая и продажная; духовенство, забывшее Христа и обратившееся в рясофорных жандармов; школа, оскоплявшая молодые души; семья, развращавшая детей, интеллигенция, оплевывавшая родину..." (напомню, что В.В. Розанов еще в 1912 году писал: "У француза -- "chere France", у англичан -- "Старая Англия". У немцев -- "наш старый Фриц". Только у прошедшего русскую гимназию и университет -- "проклятая Россия". Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии "ниспровержения" государственного строя...". Это уже ближе к тому, что я высказал в книге "Не надо нас дурить". И не правда ли - до боли знакомо по нынешнему безвременью? Хотя сейчас и не говорят о "Проклятой России", зато с удовольствием и презрением называют свою страну "Проклятая Рашка". И власть, позволяющая вывалять в навозе основные принципы существования общества и государства, и продажная бюрократия, и идеологи, превратившиеся в жандармов, и школа, оскопляющая души, и интеллигенция, оплёвывающая Родину, - всё это сейчас имеется в избытке. Россия в XXI веке наступает на те же грабли, что и Россия начала века XX. Кто с кем воевал в Гражданскую войну
На этот вопрос в книге Кожинова дается также прямой и однозначный ответ. Война шла не между сторонниками Российской Империи и узурпаторами-большевиками. Война шла между организаторами Февральского и Октябрьского переворотов, причем, первыми верховодили зависимые от Запада масоны, вторыми - евреи, стремящиеся к Мировой революции. Пишет Вадим Валерианович: Вопрос о Белой армии необходимо уяснить со всей определенностью. Во-первых, никак нельзя оспорить того факта, что все главные создатели и вожди Белой армии были по самой своей сути "детьми Февраля". Ее основоположник генерал М.В. Алексеев (с августа 1915-го до февраля 1917-го -- начальник штаба Верховного главнокомандующего, то есть Николая II; после переворота сел на его место) был еще с 1915 года причастен к заговору, ставившему целью свержение Николая II, а в 1917-м фактически осуществил это свержение, путем жесткого нажима убедив царя, что петроградский бунт непреодолим и что армия-де целиком и полностью поддерживает замыслы масонских заговорщиков. Главный соратник Алексеева в этом деле, командующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский (который прямо и непосредственно "давил" на царя в февральские дни), позднее признал, что Алексеев, держа в руках армию, вполне мог прекратить февральские "беспорядки" в Петрограде, но "предпочел оказать давление на Государя и увлек других главнокомандующих", А после отречения Государя именно Алексеев первым объявил ему (8 марта): "..."Ваше Величество должны себя считать как бы арестованным"... Государь ничего не ответил, побледнел и отвернулся от Алексеева" (там же, с. 78, 79); впрочем, ещё в ночь на 3 марта Николай II записал в дневнике, явно имея в виду и генералов Алексеева и Рузского: "Кругом измена, и трусость, и обман!" Что же касается других главных вождей Белой армии, генералов А.И. Деникина и Л.Г. Корнилова и адмирала А.В. Колчака, - они, по утверждению Кожинова, так или иначе были единомышленниками Алексеева и сделали свою блистательную карьеру уже после Февраля. Генерал Корнилов лично арестовал в Царском Селе императрицу и царских детей. Генерал Алексеев в Могилеве объявил об аресте самому императору и сдал его думскому конвою. В Крыму арестом находившихся там великих князей руководил заместитель Колчака контр-адмирал В.К. Лукин. Конечно, Кожинов признает, что "те или иные лица и даже группы людей в составе Белой армии исповедовали и в какой-то мере открыто выражали другие настроения и устремления, - в том числе и подразумевающие прямую и полную реставрацию вековых устоев России. Но это никак не определяло основную и официальную линию". На чьей стороне был Запад во время Гражданской войны? Вадим Валерианович отвечает на это так: Политика Запада исходила, во-первых, из чисто прагматических соображений, которые для него всегда играли определяющую роль: стоит ли вкладывать средства и усилия в Белую армию, "окупится" ли это? И когда к концу 1918 года Деникину удалось объединить антибольшевистские (в частности, белоказачьи) силы на юге России, Запад стал достаточно щедрым. Рассказав в своих "Очерках русской смуты" о предшествующей катастрофической нехватке вооружения, Деникин удовлетворенно констатировал, что "с февраля (1919 года. -- В.К.) начался подвоз английского снабжения. Недостаток в боевом снабжении с тех пор мы испытывали редко". Не приходится сомневаться, что без этого "снабжения" был бы немыслим триумфальный поначалу поход Деникина на Москву, достигший в октябре 1919 года Орла. Во-вторых, Запад издавна и даже извечно был категорически против самого существования великой - мощной и ни от кого не зависящей - России и никак не мог допустить, чтобы в результате победы Белой армии такая Россия восстановилась. Запад, в частности в 1918-1922 годах, делал все возможное для расчленения России, всемерно поддерживая любые сепаратистские устремления. И здесь ничего не изменилось за сто лет: Запад категорически великой - мощной и ни от кого не зависящей - России и делает всё возможное для её расчленения. В 1991 году ему это удалось с триумфом, на очереди расчленение того, что осталось от России, усеченной до размеров Российской Федерации. Кожинов считает, что Деникин и его Добровольческая Армия были полностью зависимы от Запада. Именно поэтому Деникин принял назначение Колчака Верховным правителем России. А сам Колчак, судя по всему, был не просто зависим от Запада в снабжении своей армии. Вот, что пишет Вадим Кожинов: Александр Васильевич Колчак был, вне всякого сомнения, прямым ставленником Запада и именно поэтому оказался Верховным правителем. В отрезке жизни Колчака с июня 1917-го, когда он уехал за границу, и до его прибытия в Омск в ноябре 1918 года много невыясненного, но и документально подтверждаемые факты достаточно выразительны. "17(30) июня, - сообщал адмирал самому близкому ему человеку А.В. Тимиревой, - я имел совершенно секретный и важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Гленноном... я ухожу в ближайшем будущем в Нью-Йорк. Итак, я оказался в положении, близком к кондотьеру", - то есть наемному военачальнику... В начале августа только что произведенный Временным правительством в адмиралы ("полные") Колчак тайно прибыл в Лондон, где встречался с морским министром Великобритании и обсуждал с ним вопрос о "спасении" России. Затем он опять-таки тайно отправился в США, где совещался не только с военным и морским министрами (что было естественно для адмирала), но и с министром иностранных дел, а также - что наводит на размышления -с самим тогдашним президентом США Вудро Вильсоном. Именно по причине зависимости Белой армии от Запада, считает Кожинов, в Красной армии воевало ничуть не меньше, чем в Белой офицеров и генералов старой, царской армии. Так, в 1918-1922 гг. из 100 красных командующих армиями (командармов) 82 были царскими генералами и офицерами: Если же говорить об офицерском корпусе вообще, в целом, то в Красной армии служили, по подсчетам А.Г. Кавтарадзе, 70.000-75.000 человек, то есть примерно 30 процентов общего его состава (меньшая доля, чем из числа генштабистов, -- что имело свою многозначительную причину). Однако и эта цифра -- 30 процентов -- в сущности, дезориентирует. Ибо, как доказывает А.Г. Кавтарадзе, еще 30 процентов офицерства в 1917 году оказались вне какой-либо армейской службы вообще (указ. соч., с. 117). А это означает, что в Красной армии служили не 30, а около 43 процентов наличного к 1918 году офицерского состава, в Белой же -- 57 процентов (примерно 100 000 человек). Но особенно выразителен тот факт, что из "самой ценной и подготовленной части офицерского корпуса русской армии -- корпуса офицеров Генерального штаба" (с. 181) в Красной армии оказались 639 (в том числе 252 генерала) человек, что составляло 46 процентов -- то есть в самом деле около половины -продолжавших служить после Октября 1917 года офицеров Генштаба; в Белой армии их было примерно 750 человек (цит. соч., 6. 196-197). Итак, почти половина лучшей части, элиты российского офицерского корпуса служила в Красной армии! Возвращаясь к масонам, Вадим Валерианович детально прослеживает влияние масонов на "правительства" Белого движения. Он пишет: Ныне весьма популярно представление, согласно которому в "красной" России власть захватили "иудомасоны" или, быть может, правильнее выражаясь, "иудеомасоны" (огрубленный вариант -- "жидомасоны"). Но это словечко, если основываться на действительном, реальном положении вещей, приходится разделить надвое. В составе "красной" власти в самом деле было исключительно много иудеев или, точнее, евреев. Но что касается масонов, они-то находились как раз в составе "белой", а вовсе не "красной" власти (влиятельных же евреев среди белых, напротив, было очень мало -- М.М. Винавер, А.И. Каминка, М.С. Маргулиес, Д.С. Пасманик, М.Л. Слоним и еще немногие люди, которых можно было бы занести в рубрику "иудеомасоны"). В то же время, если объективно Белая армия поддерживалась Западом и выражала интересы Запада, то объективно Красная армия сражалась за восстановление России, как это ни странно может показаться на первый взгляд. Кожинов приводит мнение Василия Шульгина, либерала и националиста, одного из идеологов Белого движения. Шульгин, который ...постоянно и подчас крайне негодующе писал о "еврейском засилье" в большевистской власти, о том, что евреи, как он определил, "явились спинным хребтом и костяком коммунистической партии", которую они "своей организованностью и сцепкой, своей настойчивостью и волей... консолидировали и укрепили". Однако еще до окончания Гражданской войны, в 1921 году, способный к трезвому размышлению Василий Витальевич недвусмысленно заявил, что именно большевики "восстанавливают военное могущество России... восстанавливают границы Российской державы до её естественных пределов". Он уточнял: "Конечно, они думают, что они создали социалистическую армию, которая дерется "во имя Интернационала", -- но это вздор. Им только так кажется. На самом деле они восстановили русскую армию... Чем заплатила Россия за этот период Смуты? Точных цифр не знает никто, но Вадим Кожинов производит подсчеты на основании косвенных данных и приходит к выводу, что в этом периоде Россия потеряла около 20 миллионов человек, причем, потери Красной и Белой армии не превысили 2 миллионов человек, то есть, гибло, в основном, мирное население. В массовом сознании по сей день господствует совершенно ложное представление, согласно которому наибольшие человеческие потери приходятся на вторую половину 1930-х годов, в особенности на 1937 год. Это представление внедрялось в течение долгого времени идеологами, которых человеческие потери первых лет революции и периода коллективизации волновали не столь уж сильно или даже совсем не волновали... А погибших в "1937-м" эти идеологи воспринимали как близких им, "своих" людей. В действительности человеческие потери 1918-1922 годов и даже 1929-1933 годов были прямо-таки несоизмеримо более значительными, нежели потери второй половины 1930-х годов. Почему же большевикам, у которых верховодили евреи, удалось победить Белое движение, которым, по Кожинову, верховодили масоны? Ответ прост: Февральский переворот "отделил" Церковь от государства, уничтожил самодержавие и выдвинул в качестве образца западноевропейские (а не российские) формы общественного бытия, где властвует не идея, а закон. И (о чем также шла речь ранее) победа Октября над Временным правительством и над возглавляемой "людьми Февраля" Белой армией была неизбежна, в частности, потому, что большевики создавали именно идеократическую государственность, и это в конечном счете соответствовало тысячелетнему историческому пути России. Ясно, что большевики вначале и не помышляли о подобном "соответствии" и что их "властвующая идея" не имела ничего общего с предшествующей, И для сторонников прежнего порядка была, разумеется, абсолютно неприемлема "замена" Православия верой в Коммунизм, самодержавия -- диктатурой ЦК и ВЧК, народности, которая (как осознавали наиболее глубокие идеологи) включала в себя дух "всечеловечности", -- интернационализмом, то есть чем-то пребывающим между (интер) нациями, Однако "идеократизм" большевиков все же являл собой, так сказать, менее утопическую программу, чем проект героев Февраля, предполагавший переделку России -- то есть и самого русского народа -- по западноевропейскому образцу. Можно согласиться. Надо сказать, что и вторая попытка передела России по западному образцу и в угоду Западу, предпринятая в 1991 году с внедрением к нам, где силой, где обманом, либеральной демократии американского разлива, также с треском провалилась, что и не удивительно. Жалко только тех, кто сгорел в топке сверхсмертности, Нового Холокоста, который намного холокостее того, который устроили нацисты, и по своим жертвам приближается к числу жертв революций 1917 года и Гражданской войны, приведенному в оценке Вадима Валериановича Кожинова. Следует отметить, что В.В. Кожинов в рассматриваемой книге выдвигает очень важное положение о роли народа в период Гражданской войны и после неё. Коротко его мысль сводится к следующему: ...Объективное изучение хода событий 1918-1921 годов убеждает, что народ сопротивлялся тогда не столько конкретной "программе" большевиков, сколько власти как таковой, любой власти. После крушения в феврале 1917 года многовековой государственности все и всякие требования новых властей (будь то власть красных, белых или даже так называемых зеленых) воспринимались как ничем не оправданное и нестерпимое насилие. В народе после Февраля возобладало всегда жившее в глубинах его сознания (и широко и ярко воплотившееся в русском фольклоре) стремление к ничем не ограниченной воле. Так, обе основные -- и неизбежные -- государственные "повинности" -- подати и воинская служба, которые ранее представали как, конечно, тягостная, но неотменимая, "естественная" реальность бытия (сопротивление вызывало только то, что воспринималось в качестве несправедливого, не соответствующего установленному порядку), -- теперь нередко отвергались начисто и порождали ожесточенные бунты. (...) При изучении истории первых послереволюционных лет во всей её многосторонности становится очевидным, что народ -- или, вернее, его наиболее энергичная и "вольнолюбивая" часть -- боролся именно против власти вообще. Те же самые люди, которые стремились свергнуть власть красных, не менее яростно выступали и против власти белых, если тем удавалось взять верх. Об этом обязательно следует задуматься тем, кто "призывает Русь к топору", какими бы благими намерениями при этом они ни руководствовались. Чем объяснить засилье евреев в руководящих органах послереволюционной России
Вадим Валерианович считает, что еврейский вопрос был частью более сложного вопроса об инородном составе верховной власти тех лет. Не отрицая исключительно большую роль евреев в тогдашнем руководстве, он выдвигает свои идеи, относящиеся к причинам возникновения такого положения, причем, он считает, что именно эти причины привели позднее к репрессиям 1937-38 гг. Но в связи с этим как бы сам собой возникает возбуждающий сегодня острейшие споры вопрос о том, что во главе большевистской власти над Россией находилось слишком много людей, которые не были русскими, притом чаще всего эту тему целиком превращают в "еврейскую". Нет сомнения, что громадная роль евреев в большевистской власти заслуживает самого пристального внимания, и в дальнейшем я специально и подробно остановлюсь на этом. Но полное сосредоточение на "еврейском вопросе" способно помешать пониманию истинной сути дела, ибо, в конце концов, евреи являлись все же только частью "инородного" и даже "иностранного" состава верховной власти тех лет. В состав руководства России тех лет входили представители таких народов или, точнее, стран, которые либо и фактически, и юридически отделились после революции от России, превратившись в самостоятельные государства, либо вообще никогда не принадлежали к ней (Ян Берзин, Феликс Дзержинский, Карл Радек, Христиан Раковски, Ян Рудзутак, Ивар Смилга, Петерис Стучка, Иосиф Сталин, Степан Шаумян, Серго Орджоникидзе, Вячеслав Менжинский, Мартин Лацис, Якоб Петерс и др.). Многие члены Реввоенсовета при основных фронтах Гражданской войны были, в сущности, иностранцами: Бела Кун, Карл Данишевски, Оскар Стигга, Юзеф Уншлихт, Рейнгольд Берзиньш (Берзин), Христиан Раковски, Ивар Смилга и т.д. В их полном распоряжении были особые подразделения так называемых "интернационалистов", подобранных в основном из проникшихся большевистскими идеями военнопленных (попавших в плен во время войны 1914-1917 годов), а также различных эмигрантов и беженцев. Как пишет Вадим Валерианович: Существовал своего рода единый "инородный" стержень, пронизывающий власть (в самом широком смысле этого слова) сверху донизу -- от членов ЦК до командиров пулеметных отделений. И решусь утверждать, что без этого "компонента" большевики и не смогли бы победить, не сумели бы прочно утвердить свою власть. Такая постановка вопроса, конечно же, вызовет у многих и недоумение, и гнев: что ж, выходит, судьба России не могла быть решена без "иностранного" участия? Неужели русские сами, без "чужаков", не могли преодолеть охватившие страну всеобщую смуту и междоусобие? Но обращение к мировой истории убеждает, что в подобных ситуациях роль "чужаков" закономерна или даже необходима. То есть, Вадим Кожинов считает доминирование евреев в руководстве страной следствием закономерного процесса выдвижения "чужаков" в периоды смут, гражданских войн и революций. Одновременно он выступает и против тех апологетов богоизбранного народа, которые считают, что в большевистском движении принимали не настоящие евреи, а "отщепенцы": Сионист М.С. Шварцман определил оказавшихся у власти в октябре 1917 года евреев как играющих "отвратительную" роль "отщепенцев" и "преступников". Могут возразить, что гонения на сионистов со стороны большевистской власти и позже были явно и гораздо менее последовательными и жестокими, нежели гонения на национально мыслящих русских людей. Это действительно так, и имелись, очевидно, две причины более "мягкого" отношения власти к еврейским "националистам". Во-первых, противостояние власти и сравнительно немногочисленных (в соотношении с русскими) национально ориентированных евреев не представляло грозной опасности для большевиков, а во-вторых, сказывалось, конечно, единство происхождения, племенная солидарность Более того, Кожинов в соответствии со своим посылом о роли "чужаков", считает, что к большевикам примкнули те евреи, которые были враждебны русской среде. ...Следует со всей определенностью сказать, что среди евреев-большевиков было очень мало таких, которые к 1917 году более или менее глубоко приобщились к русской культуре и быту. Те евреи, которые становились большевиками, начинали свою жизнь, как правило, в собственно еврейской среде, где все русское воспринималось как чуждое или даже прямо враждебное, а также как нечто заведомо "второсортное" либо вообще "примитивное" (примеры еще будут приведены). Между тем евреи, так или иначе приобщенные с ранних лет к русской культуре, как правило, не превращались в большевиков. Сам факт доминирования евреев в руководстве страной в первые годы после революции Кожинов отнюдь не отрицает, да и было бы нелепо отрицать очевидное. Он пишет: Известно, что в 1922 году, к XI съезду, в большевистской партии, насчитывавшей 375.901 человек, евреев было всего лишь 19.564 человека -- то есть немногим более 5 процентов... Какое уж тут "еврейское засилье"! Однако совсем другое обнаруживается при обращении к более высоким уровням "пирамиды" власти: так, среди делегатов съезда партии евреев было уже не 5 %, то есть один из 20, а один из шести, в составе избранного на съезде ЦК -- более четверти членов, а из пяти членов Политбюро ЦК евреями были трое -- то есть три пятых! Впрочем, уже отмечалось, что даже эти цифры не вполне раскрывают положение вещей, ибо руководители еврейского происхождения чаще всего играли более важную роль, чем занимавшие те же самые "этажи" власти русские, которых нередко выдвигали на первый план, в сущности, ради "прикрытия" (как мы видели, Троцкий не раз призывал не выдвигать на первый план евреев). Более того, Вадим Валерианович приводит свидетельства вполне нейтральных очевидцев: Доктор богословия А. Саймонс из США жил во время революции в Петрограде, являясь настоятелем местной епископальной церкви. Он заявил в 1919 году: "...многие из нас были удивлены тем, что еврейские элементы с самого начала играли такую крупную роль в русских делах... Я не хочу ничего говорить против евреев как таковых. Я не сочувствую антисемитскому движению... Я против него. Но я твердо убежден, что эта революция... имеет ярко выраженный еврейский характер. И свидетельства тех, кого трудно заподозрить в антисемитизме или сочувствии большевикам: Известный сионистский деятель М.С. Агурский, не боявшийся острых проблем, писал в своем содержательном сочинении "Идеология националбольшевизма", что в 1920-х годах установился взгляд "на советскую власть как на власть с еврейским доминированием", и "советское руководство... должно было постоянно изыскивать средства, дабы... убеждать внешний мир, что дело обстоит как раз наоборот. Это было нелегко, особенно в 1923 г., когда в первой четверке советского руководства не оказалось ни одного русского. Оно состояло из трех евреев и одного грузина..." Однако, засилье евреев в руководящих органах страны и в органах безопасности Кожинов объясняет их востребованностью в особых условиях, сложившихся после революции, в условиях тотального безвластия. Выше уже упоминалось, что народ в массе не был ни за белых, ни за красных. Он отрицал любую власть вообще, что Вадим Валерианович подтверждает примерами крестьянских восстаний в тылу Колчака, которые позволили красным достаточно быстро освободить от белых огромные территории. Тем не менее, всего через несколько месяцев после установления на этих территориях советской власти, снова начались не менее мощные восстания крестьян. Целесообразно напомнить и цитированные ранее точные характеристики самого состояния России после Февральского переворота -- характеристики, которые согласно сформулировали совершенно разные люди -- гениальный черносотенный мыслитель В.В. Розанов: "Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска... Что же осталось-то? Странным образом -- буквально ничего" -- и влиятельный сподвижник Керенского В.Б. Станкевич: "стихийное движение" русского народа, "сразу испепелившее всю старую власть без остатка: и в городах, и в провинции, и полицейскую, и военную, и власть самоуправлений". И восстановить власть "на пустом месте" можно было только посредством самого жестокого насилия и, как оказалось, при громадной и, более того, необходимой роли "чужаков", способных "идти до конца"... Вадим Валерианович приводит воспоминания дипломата П.Н. Михайловского, сына Гарина-Михайловского, автора "Детства Тёмы": Во время Гражданской войны П.Н. Михайловский много скитался по России и не раз имел дело с ЧК. Он рассказывает, в частности, как в 1919 году еврейка-чекистка "с откровенностью объяснила, почему все чрезвычайки находятся в руках евреев: "Эти русские -- мягкотелые славяне и постоянно говорят о прекращении террора и чрезвычаек, -- говорила она мне. -- Мы, евреи, не даем пощады и знаем: как только прекратится террор, от коммунизма и коммунистов никакого следа не останется..." Не хочу подтверждать или опровергать логику рассуждений Вадима Валериановича Кожинова: я не историк. Но если принять эту логику, то не исключено, что при нарастании негативных событий, при дальнейшем отторжении народом нынешней власти, при падении цен на нефть до того уровня, на который они уже не раз опускались, в России вновь возникнет востребованность "чужаков" - и с той же самой задачей. Правда, на этот раз ими вряд ли будут евреи: у нас для этого есть, например, не менее пассионарные и отнюдь не мягкотелые чеченцы. 12 ноября 2011 года Москва Продолжение здесь.

Автор «Правды против кривды» выдающийся русский историк Вадим Кожинов чётко и уверенно расставляет все слова и предложения в тексте русской истории по своим местам. Он не только ликвидирует противоречия и нестыковки в процессе познания нашей истории, но и манифестирует любовь ко всему русскому в любых его проявлениях

Эта книга – переиздание труда «История Руси и русского слова» - в равной мере своевременна и несвоевременна (Кожинов В.В. Правда против кривды. – М.: Изд-во Алгоритм, Изд-во Эксмо, 2006. – 512 с.).

Первое – потому что никогда прежде выбор пути развития России не происходил столь болезненно и неуверенно, как в наши дни. И потому авторитетнейшее мнение выдающегося русского историка, культуролога и публициста Вадима Валерьяновича Кожинова (1930 – 2001) как никогда кстати: в качестве пищи для ума или даже готовых тезисов для очередного идеологического диспута. Несвоевременность же книги – в её намеренной бескомпромиссности. Именно поэтому редакционное название книги – «Правда против кривды» – вполне отражает суть множества мелких и крупных конфликтов, назревших в русско-российской историографии и вскрытых Кожиновым. Эти конфликты лежат как в плоскости знания об истории, так и в сфере трактовки былого, а значит, и выводов из неё.

Кожинов стремился охарактеризовать те периоды и стороны истории Руси и русского Слова, которые либо мало известны широкому кругу людей, либо толкуются односторонне и просто неверно. А именно: рождение и судьба богатырского эпоса, противоборство Руси с Хазарским каганатом, "темное" время 910-930-х годов,- время "забытого" князя Олега II, судьбоносное перемещение центра Руси в XII веке, истинный смысл Куликовской битвы, понимаемый чаще всего ложно и, наконец, деятельность и взаимоотношения величайших духовных вождей Руси конца XV - начала XVI века - Иосифа Волоцкого и Нила Сорского. Кожинов не полемизирует с другими авторами, он чётко и уверенно расставляет всё по своим местам, ликвидирует противоречия и нестыковки, оперируя громадным объёмом сведений из самых разных источников. При этом он не претендует на роль истины в последней инстанции, избегает подытоживающих формулировок, а если и употребляет их, то максимально корректно, без идеологической пристрастности.

Вместе с тем, ряд линий, которые могут быть сплетены в единую мировоззренческую базу, безусловно, прослеживается. Трактовке Кожинова присущ приоритет долгосрочной идейно-нравственной мотивации в историческом процессе, наперекор прагматизму. Тем не менее, будучи фундаментальным учёным, он не мог не видеть, что одно и то же явление в разных обстоятельствах и с разных точек зрения может приносить как пользу, так и вред:

«Едва ли можно усомниться в том, что именно идеократическая и евразийская суть России определяла её беспрецедентные крахи и падения; однако не стоит сомневаться и в том, что именно эта суть выражалась в её великих победах и взлётах, в её, по словам отнюдь не благоволившего России Маркса, «мировых успехах»» (С.61).

Кожинов – увлечённый и увлекающий автор. К сожалению, по его книгам не изучают историю и литературу в государственных заведениях, а ведь это могло бы изрядно «подстегнуть» гуманитарную мысль. Историк не только раскладывает по полочкам все ключевые моменты главных событий и явлений, но и высказывает множество мыслей-афоризмов, заслуживающих быть включёнными во все возможные цитатники. Вдумайтесь только:

«Если уж называть Россию «тюрьмой народов», то, в точном соответствии с логикой, следует называть основные страны Запада не иначе как «кладбищами народов», а потом уж решать, что «лучше» - тюрьма или кладбище» (С.74).

Или например, вот такое интересное сопоставление автора:

«Франческо Петрарка и преподобный Сергий Радонежский были современниками, но решать, кто из них кого «опережал» - дело не только неблагодарное, но и просто нелепое, - хотя сопоставление этих двух личностей может многое прояснить» (С.45).

Книгу следует рекомендовать всем, кто желает не просто получить знания об истории русского народа, но и узнать нашу историю, прочувствовать её. Конечно, Кожинова можно упрекнуть за такие «непопулярные» идеи, как апология Монгольской империи или «евразийской» полиэтничности русского государства, но очевидно, что всякий, кому небезразлично наше прошлое и наша культура, обязан прочесть эту без малого классическую книгу.

] Составитель П.С. Ульяшов. Ответственный редактор С.В. Маршков. Художник М.А. Зосимова.
(Москва: Алгоритм, 2005)
Скан, обработка, формат Djv: Zed Exmann, 2011

СОДЕРЖАНИЕ:
Вадим Кожинов - литератор и историк (5).
Часть первая. БЕСЕДЫ, ДИАЛОГИ, ИНТЕРВЬЮ
Сеятель (9).
Лики и маски истории (25).
Прерывистый путь (52).
«Только верить...» (59).
Россия как чудо (70).
Две столицы (83).
На что надеяться России (94).
Моя боль - Сербия (104).
«Нелепо вести переговоры с чеченцами в рамках норм мировой демократии» (108).
«Многое из того, что произошло, можно объяснить русским максимализмом...» (113).
Поможет ли нашей Родине чувство достоинства? (119).
Ниглизм - дурной советчик (126).
Пречистый лик Победы (132).
Мода на простонародность (145).
Кто виноват? (185).
Государственность и культура (205).
Россия в окружении соседей (217).
Двоевластие (230).
«Русская культура началась в дружине» (238).
«Патриотическая идея социализму не противостоит» (242).
Русский человек: в поисках правды (249).
«Прошу считать меня земляком» (258).
«Социализм в России - это неизбежность» (272).
Необоримость Руси (275).
Персона и персонаж (287).
«Мы не лучше и не хуже других. Мы другие» (301).
«У нас другое начало» (306).
Кто и почему нагнетает тему антисемитизма? (311).
Загадка 37-го (321).
Загадка космополитов (337).
Солженицын против Солженицына (353).
«Судилище» (368).
Война... литература... история. Письма абхазских писателей Вадиму Кожинову (373).
Часть вторая. ВОСПОМИНАНИЯ О В.В. КОЖИНОВЕ
Неосторожный и необходимый (386).
Алексей Пузицкий. Брат (388).
Гелий Протасов. У стен Донского монастыря (392).
Георгий Гачев. Вадим - необходим (401).
Лев Аннинский. Только Вадим (406).
Сергей Семанов. Вадим Кожинов и его товарищи в русской антимасонской ложе (416).
Станислав Лесневский. Артист (423).
Таисия Наполова. «...И вновь сиротеют душа и природа» (427).
Михаил Грозовский. Русский просветитель (437).
Виктор Кожемяко. Его слово в «Правде» и «Советской России», а также в моей жизни (443).
Сергей Кара-Мурза. Давший посох в тумане (451).
Евгений Потупов. Он нес в своем сердце победы и беды России (457).
Александр Васин. Антинекролог (459).
Станислав Куняев. «За горизонтом старые друзья...» (469).
Владислав Попов. Вадим Кожинов как мой учитель (507).
Станислав Куняев. Этот бесстрашный человек (521).
Сергей Небольсин. Кожинов, Арбат и Россия (535).
«Если бы не было Зюганова, я бы ни за кого не голосовал» (551).
Павел Ульяшов. Доброжелатель (557).
Русские поэты - Вадиму Кожинову. Стихи разных лет (564).

Аннотация издательства: Книги В.В. Кожинова (1930-2001), писателя, историка, знатока отечественной культуры, давно стали настольными для миллионов читателей. Выдающийся просветитель минувшего века, на чьих идеях выросло «два поколения русской национально мыслящей интеллигенции», Вадим Валерианович был чрезвычайно отзывчив на просьбы дать интервью, написать рецензию, рекомендацию. И в этих его работах - масса тонких мыслей, наблюдений, оценок.
Настоящее издание, в которое вошли интервью, беседы, диалоги Вадима Кожинова и воспоминания о нем современников, подготовлено к его 75-летию.

Все камни